Издается с сентября 1991г.
Решив написать портрет Симоны, я разложила перед собой все бережно собранное в «копилке»: воспоминания, аудиозапись двухчасового интервью, архив четырехлетнего общения в Ватсапе. И все же я чувствовала, что чего-то не хватает, я будто никак не могу поймать «порхающую бабочку» – ухватить самую суть…
Откуда тянутся нити?
В 2020 году мы проводили первый фотоконкурс «Абхазия в фокусе». Как обычно, я принимала в сообщениях материалы участников конкурса. И вот однажды появилась Симона...
Я открывала на большом экране компьютера одну за другой фотографии, поражаясь их оригинальности и исходящему живому теплу. Это были натюрморты с «корабликом» разрезанной нежно-оранжевой тыквы, чашечкой дымящегося кофе, ворохом багряных листьев в ветхой раме монастырского окна... Время застывало, и таинственные незнакомцы проникали в картины-сновидения, а где-то на городской окраине оживали старые, полуразрушенные дома – свидетели историй жизни.
Мне раскрывался реальный и в то же время нереальный прекрасный мир, такой, каким видит его только она – Симона Спафопуло.
Потом я узнала, что Симона – одна из ведущих актрис Государственного русского драматического театра им. Фазиля Абдуловича Искандера, что она пишет стихи и выпустила уже несколько сборников для своих друзей. И мне захотелось понять: как в одном человеке может совмещаться столько дарований? Откуда тянутся нити?
Али-Баба и шоколад
в кармане
«Все тянется из детства», – размышляет Симона и вспоминает родителей. У обоих, по ее словам, была непростая судьба.
Девочка Симона родилась в сочном сплетении кровей – румынской, немецкой, греческой и армянской. Мама, о которой Симона часто упоминает, владела четырьмя языками и была очень артистична, ее даже приглашали в театр им. Сандукяна в Ереване, а затем в кино. Она прекрасно знала русский язык, сочиняла стихи и поэмы, увлекалась живописью – писала картины, используя вместо кисти свои пальцы.
Папа – харизматичный грек, в прошлом – хороший ювелир. «Мама с папой были интересным тандемом. Их в Сухуме называли «день и ночь». Мама – яркая блондинка, папа – брюнет с кучерявой шевелюрой... Их появление на сухумских свадьбах всегда было особой изюминкой, дуэтом в виде коронного «сиртаки», – рассказывает Симона.
Детство – это две стороны Симоны, созерцательная и активная, открытая внешнему миру. Она вспоминает: «Я была очень общительным ребёнком, возбудимая, темпераментная. В школе любила повторять за педагогами – как учительница надела, сняла очки, повернула голову. А потом, после уроков, учителя просили меня изобразить их».
Когда девочка оставалась одна, она растворялась в своих снах и фантазиях. Вела дневниковые записи с размышлениями. И собирала ощущения – от людей, их голосов, запахов и повадок. Рассматривая репродукции картин, она представляла – какими были эти герои, о чем могли говорить?..
Мамина подруга ухаживала за больной пожилой женщиной. Симона приходила иногда вместе с мамой к ним в гости. В воспоминаниях остались необычные вещи хозяйки (сама она была из Вильнюса): какие-то ящички, косметика, милые вещицы – все с особенным ароматом духов. Когда хозяйки не стало, мамина подруга передала Симоне старинную книгу с великолепными иллюстрациями арабских сказок, на незнакомом литовском языке. Симона вспоминает: «До сих пор помню ее запах, твёрдый темно-зеленый переплет и большую чёрную фигуру Али-Бабы на обложке… Параллель со сказкой у меня всегда присутствует. Особенно я пытаюсь передать ее в фотопортретах…»
Сказки – вот в чем дело! Кажется, портрет моей героини начинает проясняться…
Я нахожу ключики к творчеству Симоны в ее стихотворениях…
Мне нужен секрет,
Как спрятанный шоколад в кармане.
Мне нужен разговор набегу.
На краю, на грани.
Мне нужна сказка,
Придуманная впопыхах.
В ней больше правды,
Чем в вымученных фразами томах.
Из воспоминаний Симоны можно понять, насколько тонким было восприятие у девочки: «Осень, весна, музыкальная школа (Симона занималась по классу фортепиано), запах упавших груш по дороге в школу рано утром – все вызывало у меня боль… Но теперь я понимаю, что эта боль оттого, что всё проникало слишком глубоко. Я помню буквально все нюансы быта, потому что они меня переносили в какие-то ассоциации и впечатления. Я купалась в этом, может, даже мучая себя, потому что многое было отталкивающим, но вместе с тем манящим. Как подвал с запахом сырости и глубокой старины».
А потом была война, которая все изменила. Симона с семьёй уехала в Грецию. Она вспоминает: «В 1992 году мне было 15 лет. Сказать, что было предчувствие чего-то страшного – не сказать ничего. Я помню, что за три дня до начала войны мы с подружками стояли на волнорезе, и я в какой-то момент погрузилась в себя. И впервые, озирая закатный берег, красоту нашей природы, самобытность, уютность, испытала душевную боль – мне вдруг стало очень страшно всё это потерять... За два дня до начала войны я записала в блокноте: «Судьба – это то, что неизбежно». Я смотрела на маму, которая всегда – внешне и внутренне – напоминала мне королеву, не опускавшую голову, и я видела как она была растеряна, в страхе за своих детей. Я подумала: как мы ничтожны в этом мире. Сложился стих «Человек – разбитая машина…».
(Окончание следует)
Фаина КОНДРАТЬЕВА,
собкор газеты «РА»
по Очамчырскому району
