Во время войны я был членом Государственного комитета обороны Республики Абхазия, вначале занимался оборонительными сооружениями, а потом переключился на политическую работу на Северном Кавказе и Юге России. В промежутках по возвращении в Абхазию встречался с командирами, бывал на фронте и т.д. За период войны неоднократно встречался с губернаторами Краснодарского и Ставропольского краёв, Ростовской области, первыми лицами Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии, Чечни, Дагестана. После каждой встречи они писали письма Ельцину, Шеварднадзе и другим в защиту Абхазии, о прекращении огня. Я активно контактировал с КНК. По моей просьбе КНК провела три встречи с казачеством Юга России в лице атаманов: Кубанского казачества, Всевеликого войска Донского, Союза казачества Ставрополья и казачеств республик Северного Кавказа. Непосредственно мной была организована в Пицунде встреча КНК с казачеством Юга России и республик Северного Кавказа – для подготовки почвы по заключению Договора между Конфедерацией и этими казачествами. А в апреле 1993 года в Ставрополе состоялось заключение Договора.
Практически нам удалось разъяснить казачеству Юга России характер войны с Грузией. И надо отдать должное – казачество поступило благородно, в духе исторических традиций, они были на нашей стороне. Хотя Грузия пыталась на них повлиять, но у неё это не получилось.
Очень хорошие отношения у меня сложились со всеми атаманами. Меня называли «Батько Озган», атаманом всех атаманов Юга России. Я принимал участие в Большом круге казачества Юга России и дальнего зарубежья по поводу перезахоронения атамана Матвея Ивановича Платова, которого Кутузов называл «Вихрь-атаман», – легендарного командарма во время Отечественной войны 1812 года. Большой круг проходил на огромной Монастырской площади города Новочеркасска. Меня и Юрия Воронова пригласили как представителей Абхазии. И я там выступил. Высказал своё отношение к факту перезахоронения. А своё отношение ко мне как к оратору казаки выражали не аплодисментами, а громким словом «Любо!». И когда затем ведущий Большого круга атаман Всевеликого войска Донского взял микрофон и обратился к участникам круга с вопросом: «Братья-казаки! Любо Абхазия?», у меня сердце замерло, думал, что упаду в обморок. А вдруг все промолчат? То есть не одобрят моё выступление? Но по площади, как эхо, прокатилось трижды: «Любо Абхазия! Любо Абхазия! Любо Абхазия!». Я понял, что казачество с нами, справедливо с нами.
А Платов – казак, гордость казачества. До революции в Новочеркасске на месте захоронения его останков стоял ему памятник. После и останки, и памятник были убраны, а на их месте воздвигли памятник Ленину. В 1993 году, когда пришли иные времена, всё вернули на своё место.
Вторая встреча на Большом круге, но уже казачества всей России и дальнего зарубежья, у меня была также в Новочеркасске – центре казачества. Этот круг проводил Верховный атаман, на нем были представлены казаки и бывших республик СССР. Я подарил десятерым ведущим атаманам России памятные часы, а Верховному атаману – саблю. И на этом круге тоже выступал и волновался ещё больше, так как здесь присутствовали только атаманы, высший руководящий состав казаков всей планеты. Выше не бывает! И после моего выступления ведущий так же обратился к залу (именно в зале проходил круг): «Братья-казаки, любо Абхазия?». И зал ответил вновь троекратным «Любо!».
Я убедился, что казачество не только Юга России, но и вей планеты за наше справедливое дело. А ведь грузины были и там, и здесь, агентура их была…
Результат этих встреч – казаки шли нам на помощь. Многие погибли.
Очень было тяжело, когда я, отец Виссарион и Олег Петров уже после войны в Новочеркасске вручали награды. Живым казакам приятно было их вручать. А вот когда матерям и женам вручали посмертные ордена – Леона и Героя Абхазии, нам было сложно. Ни одна из женщин не упрекнула, что их родные погибли за нас.
Естественно, что параллельно я работал и в Парламенте Абхазии. По поручению парламентариев и по просьбе очамчырцев я и Сергей Багапш вылетали в Очамчыру, встречались с командующим Восточным фронтом Мирабом Кишмария и полевыми командирами, с населением сёл Члоу, Кутола, Джгиарды, Лабры, а также с ткуарчалцами. Это было зимой. Встречи мы проводили в короткие промежутки времени, потому что людей в большом количестве собирать было опасно. В Джгиарде мы, помню, с Сергеем Васильевичем разъясняли политическую и военную ситуацию в Абхазии и вокруг неё. И я с гордостью сейчас отмечаю, что никому не пришлось доказывать, что мы победим. По их взглядам, жестам, поведению мы почувствовали, что и нет необходимости их убеждать, они сами убеждены, что Абхазия победит в этой войне. И ни одного унылого лица, ни мужского, ни женского, я лично не увидел. Это было самое важное, самое дорогое в этой поездке.
Во время встречи в Джгиарде ко мне подошёл вооружённый ополченец. «Ты Озган?» – спрашивает. «Да». «Я про тебя слышал. Я Зантария Аслан». Я продолжил: «Я тоже про тебя слышал». Аслан был одним из первых, кто с оружием в руках организовал оборону Очамчыры. «Слушай, депутат, ты брось заниматься ерундой. Всё, что ты говоришь, может, нужно, но не это главное. Ты сегодня поезжай в Гудауту, а завтра пришли 100 тысяч патронов, и я возьму город Очамчыру». Я посмотрел на него и пообещал выполнить его просьбу.
Но случилось так, что в этот день не успели перелететь в Гудауту. А на второй день, когда ехали из Очамчыры в Ткуарчал для вылета в Гудауту, он по дороге встретил нас и очень холодно со мной поздоровался, сказал: «Я в такие игры не играю. Я тогда понял, что он встречал прилетевший из Гудауты вертолет в надежде получить обещанные мной патроны. Естественно, он их не получил. Объяснять причину вчерашнего невылета я не стал, но в этот же день прилета мы послали им не только обещанные патроны, но и всё остальное необходимое. И это к нему попало. Конечно, для Аслана каждый день был дорог, а я не смог выполнить обещанное в срок. И причины этого, какими бы они серьёзными ни были, меня не оправдывали в его глазах – с учетом военного времени.
В один из дней, когда пешком (лежал снег) обходил села Очамчырского района, сопровождавшие указали на штаб одного из батальонов. Я решил войти, и уже у подхода к дому, где расположился штаб, над нами со свистом пролетели пули – фронт был рядом. Хозяин дома вышел навстречу и сказал, чтобы мы нагнулись и зашли в дом с задней стороны. «Почему?» «Вас могут убить…».
Но я вспомнил слова легендарного Мущни Хварцкия, говорившего: если на войне ты слышишь, как пуля летит, то это не твоя пуля. Я ответил хозяину, что пойду, как шёл. И вдруг увидел: на костре рядом с домом женщина варит мамалыгу для бойцов, абсолютно не обращая внимания на пролетавшие над её головой пули…
Воспоминания к печати подготовила Заира Цвижба
